Они сидели за столиком в летнем кафе, под слабо хлопающим от теплого ветерка матерчатым навесом, который красочно извещал прохожих о существовании в мировом пространстве сигарет «Marlboro». На разделяющем их круглом столике одиноко стояли два высоких на тонкой металлической ножке стаканчика, с уже подтаявшим мороженным. Коричневые вкрапления тертого шоколада напоминали чем-то сочное однообразие тающих снегов Атлантики. Он курил, сбрасывая пепел себе под ноги, и думая вскользь о разнице температур в климатических поясах, и не освоенных, богатых ископаемыми северных территориях - это была тема его диссертации, которая девушке, безусловно, наскучила бы уже через пять минут, если бы беседа почему-то не клеилась. Он был геологом. Последние семь лет провел вдали от цивилизации. Такова стратегия или, все же, некоторый трагизм его холостяцкой жизни.
Но Мирра сама повернула разговор в неожиданное русло.
читать дальшеДля Николая ситуация не стандартная. Он подсел к ней за столик, с намерением... впрочем, может и не было никаких намерений. Он просто смотрел город, вглядывался в лица людей -для него большой гудящий, оживленный город такая же диковинка, как для многих таежная многолетняя тишь, и по большому счету самое не заурядное одиночество.
Она, вроде бы подмигнула ему... Нет, просто правый глаз чуть сузился с хитринкой.
Улыбается.
Он, вдруг, почувствовал себя не ловко.
Нудисты... Она сказала, что знает таких людей, но сама не решалась на такую откровенность с природой и окружающими, пусть бы они и приобщались к естеству первозданности в костюме Адама. Или Евы... Кажется, она сказала, еще не решалась. Неужто его скромное присутствие побуждает к подобным мыслям? Вот именно так незнакомых женщин ему прежде не доводилось освобождать от одеяния. А тут, кстати...
Он снова окинул ее внимательным, но не блуждающим по ее фигуре взглядом: как бы сфотографировал. Это профессиональное - подмечать в секунду детали, что скрыты под вуалью таинственности. Он умел разговаривать с камнями. Он видел их насквозь.
Особой тайны в ее облике не наблюдалось. Во всяком случае, телесно. Ровный загар стройных ног, что открыты слишком откровенно. Видно, что на Мирре нет купальника - глубокий вырез впереди свободно сидящего легкого пиджака из тонкой ткани выделяет приметно овальный выступ такой же загорелой, как ноги груди. Но, возможно, что спрятанная ее часть белее - Мирра не оголяется на пляже...
- Разве я выказал хотя бы тень сомнения по этому поводу?
Теперь он заставил себя улыбнуться. Приятная девушка.
Она переместила корпус тела к столику, убрав со спинки пластикового сиденья давление всего своего не замысловатого женского великолепия, взяла снова ложечку для мороженного.
- Стриптизом нынче никого не удивишь. - Сказала она, смачно облизывая с ложки прохладную бело-коричневую массу. И опять прищурилась, только теперь на оба глаза.
Она хочет, что бы он с ней поспорил на эту не обычную для него тему? Пожалуйста. Они всего лишь отдыхают. Он втянул в себя через фильтр табачный дым. Он прикончил на сегодня пятую сигарету. Это последняя. Он тоже по сути своей связан с природой. Чем проще отношение к жизни, тем здоровее организм. Нет излишеств, что могут вредить естественному ритму биологической системы, именуемой человеком, нет необходимости идти на крайние меры, чтобы изменить это свое отношение, изменить привычки. Такая философия.
Он согласно кивнул. То, что осталось от сигареты, еще дымилось меж его пальцев. Николай посмотрел на тлеющий комочек пепла, потом пристально на нее.
- Зачем люди вообще раздеваются прилюдно?
Она пожала, ухмыльнувшись, плечами.
- Экстравагантность. Кто-то, правда, зарабатывает на этом. А так... для души, как
говорится.
- Но мотив! - Он приподнял вопросительно бровь. - Я, например, не нахожу для своей души радости или удовлетворения в телесном оголении, причем так, чтобы на тебя глазели.
Она засмеялась.
- Ничего страшного. У вас еще все впереди. - И подождав, пока он до конца взвесит ее предположение, продолжила. - Но вся суть в том, что, когда вы раздеваетесь в людном месте,.. да, кто-то смотрит, но в основном реакция у большинства такая, что люди стараются спрятать взгляд, будто то, что происходит совсем противоестественно, и таким образом они рефлекторно стремятся «одеть» вас.
Теперь он действительно удивился.
- Не смотреть, а даже наоборот?...
Она кивнула.
- Да. Будто прятать вас от других «одетых» невольных зрителей.
Он удобней прижался к спинке сиденья.
- Интересно. Своеобразный стыд? Не за себя, а за кого-то...
Она ела мороженное. Видимо взяла слишком большой и спаянный холодом кус.
Ее рот сжался. Но Мирра кивнула.
- Угу.
Николай прищурился.
- Вы психолог?
Она увлеченно мотнула головой.
- Интересуюсь просто. Это захватывает.
Он поджал губы.
- А меня захватывают камни.
- Драгоценные?
- Ископаемые.
Она снова блистательно улыбнулась.
- Вы не просто оголяете землю. Вы ее потрошите.
У него возникла мысль, что не плохо было бы закурить еще одну сигарету.
Он даже почти потянулся к нагрудному карману рубашки.
- Это сильно сказано, Мирра. И, стыда, главное, никакого...
Она доела мороженное. Поставила стаканчик перед собой. Посмотрела на него сверкающим взглядом.
- Хотите?
- Что? - Не сразу понял он.
- Я разденусь.
Он чуточку потерялся, но тут же взял себя в руки, так что даже тени растерянности
не мелькнуло по лицу.
- Мирра, не обижайтесь, но мне кажется у вас навязчивая идея...
Но она уже снимала пиджак. Его рука слабо взметнулась в останавливающем жесте, но,
задержавшись на миг в воздухе, плюхнулась обратно на колено. Ее грудь была восхитительна.
Она грациозно встала, повесила снятый предмет на спинку кресла, будто это лишняя одежда, которая снимается из-за чрезмерной духоты. Она плавно, качающимися движениями спустила с бедер свою короткую, видно тесноватую в талии юбку. Представшие всеобщему обозрению белые кружевные трусики прозрачно намекали на эстетичное состояние выбритого аккуратно лобка.
Но взгляд Николая уставился безвольно в ее живот. Он, кажется, нашел свой не драгоценный, но крайне ископаемый камень совершенной формы. Вся она была будто выточена тысячелетним плеском и ураганом океанской стихии. А грудь, действительно не была загоревшей полностью.
Соски почти идеально правильной формы. Нежного оттенка. Когда она коснулась трусиков, он энергично сглотнул.
- Может... не надо все-таки, Мирра. Я все понял. Никто не смотрит.
Но она заговорчески посмотрела на него и прицокнула языком, чуть покачав головой, что означало только одно: нет. Трусики поползли по бедрам вниз, чуть только задержавшись у самой промежности. Он оглянулся на соседние столики, встречая обращенные к ним, то удивленные взгляды женщин, то восхищенные мужчин.
Положив одежду на спинку, Мирра села, закинула ногу на ногу. Взгляд Николая соскользнул с ее лица к ее паху. Он не хотел этого. Так получилось, внезапно, само собой.
Потом тут же поднял резко взгляд и посмотрел ей в глаза. Там, осколками льдинок
запекся озорной блеск.
Он сглотнул.
- Ну,.. вот... Ты сказала, что никто не будет смотреть...
Он старательно избегал соприкосновения взглядом с тем, что находилось перед его
охватным взором ниже шеи. В нем сквозило смутное ощущение, что это он ее и раздел.
Не физически. Он раздевал ее мысленно до этого.
Она прищурилась. На щеках, от легкой улыбки, обнаружились красивые ямочки.
Она улыбалась с каким-то измученным сожалением.
- Так и есть.
Она изогнулась, вытянула вверх согнутую руку, поправила волосы. Великолепие.
Оно сквозило в каждом движении.
- Я, пожалуй, оденусь. Если вы не возражаете.
Он хотел что-то сказать, но только невнятно буркнул.
Облачалась Мирра так же грациозно, как и совершая обратное.
Он видел, на нее кидали взгляды. Украдкой. Это не было представлением, стриптизом.
Она разделась для себя. И будто бы все понимали это. Но выхватывали все же кусочек женственного естества, в прикуску к мороженому, пиву. Ей никто не сделал замечание.
Потому что для этого нужно было посмотреть в упор.
Она стала возле него, почти вплотную.
- Прощайте, Николай. Извините, если испортила вам вечер.
Он только молча кивнул, не смея поднять голову и посмотреть ей в глаза.
Он, кажется, начал осознавать.
Он сидел напротив нее и рассматривал ее слишком пристально и откровенно, чем это
позволяют приличия. Он ее раздевал. Он ее хотел. И не смог удержать в своем взгляде эту откровенность самого себя. Он оголился взглядом. Она обнажилась телом. Зачем она это сделала, он так никогда и не понял.
Но только лишь... И на следующий день, и спустя годы, он так и не смог восстановить образ раздевшейся перед ним Мирры. Вместо ее потрясающего тела до его души, чувств доходит только просвеченная насквозь ее обворожительной улыбкой пустота.
Николай посидел еще минут пять в одиночестве. Потом медленно встал. Нащупал рукой
выпуклость пачки в нагрудном кармане. Сейчас он закурит.
И это уже совсем не принципиально.
